Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молли попыталась разглядеть в изображении те характерные особенности обоих мальчиков, о которых говорила их мать, и в обсуждении развешенных по стенам комнаты рисунков прошло время до самого звонка, призывающего их заняться переодеванием к шестичасовому обеду.
Молли была несколько смущена появлением горничной, посланной миссис Хэмли, чтобы предложить ей свои услуги. «Боюсь, что от меня ожидают какой-то особой элегантности, — думала она. — Что ж, если так, они будут разочарованы — вот и все. Жаль только, что мое клетчатое шелковое платье не готово».
Она посмотрела на себя в зеркало с некоторой тревогой — в первый раз в своей жизни. Она увидела легкую, тоненькую фигуру, обещающую стать высокой, цвет лица скорее смуглый, чем матовый — матовость придет через год-другой, — пышные кудрявые черные волосы, связанные на затылке в пучок розовой лентой, удлиненные, миндалевидные, мягкие серые глаза, затененные сверху и снизу загнутыми черными ресницами.
«Не думаю, чтобы я была хороша собой, — отворачиваясь от зеркала, решила Молли, — во всяком случае, я в этом не уверена». Она была бы уверена, если бы вместо того, чтобы рассматривать себя с такой серьезностью, улыбнулась своей милой, веселой улыбкой, блеснув белыми зубками и заиграв очаровательными ямочками на щеках.
Она сошла в гостиную достаточно рано, чтобы осмотреться и немного привыкнуть к новому окружению. Комната была футов сорок в длину, когда-то давно обитая желтым атласом, со множеством стульев на тонких ножках и изящных раскладных столов. Ковер, протертый во многих местах, относился примерно к тому же времени, что и обивка стен, и кое-где был прикрыт половичками. Подставки с растениями, огромные кувшины с цветами, старинный индийский фарфор и настенные шкафчики придавали комнате приятный вид. Тому же способствовали и пять высоких, удлиненных окон, выходящих на красивейший в имении цветник — по крайней мере, считавшийся таковым: яркие, геометрических форм клумбы, сходящиеся к солнечным часам в центре. Сквайр появился внезапно, одетый по-утреннему. Он остановился в дверях, словно недоумевая при виде незнакомки в белом платье, расположившейся в его жилище. Затем, когда Молли уже почувствовала, что краснеет, он вдруг спохватился и сказал:
— Господи помилуй, я о вас совсем забыл! Вы ведь мисс Гибсон, дочка Гибсона, — верно? Приехали у нас погостить? Очень рад вас видеть, моя дорогая.
К этому времени они уже сошлись на середине комнаты, и он с неистовым дружелюбием тряс руку Молли, стараясь загладить то, что поначалу не узнал ее.
— Однако надо мне пойти переодеться, — сказал он, глянув на свои испачканные гетры. — Так нравится мадам. Это одна из ее элегантных лондонских привычек. Она и меня к этому в конце концов приучила. Впрочем, хороший обычай, да и правильно — надо приводить себя в порядок для дамского общества. А ваш отец переодевается к обеду, мисс Гибсон? — И, не дожидаясь ее ответа, он поспешил прочь, заниматься своим туалетом.
Они обедали за маленьким столиком в огромной столовой. Мебели было так мало, а сама комната была так велика, что Молли затосковала по уюту домашней столовой и даже, надо признаться, еще до того, как завершился церемонный обед в Хэмли-Холле, ей взгрустнулось о тесно сдвинутых стульях и столах, о торопливом застолье, о непринужденности манер, когда каждый, казалось, стремился поскорее покончить с едой и вернуться к оставленной работе. Она старалась думать, что в шесть часов все дневные дела закончены и люди могут помедлить, если им того хочется, прикинула на глазок расстояние от буфета до стола и сделала поправку еще на то, что слугам приходится носить все туда и обратно, но все равно обед казался ей утомительным делом, тянущимся так долго лишь оттого, что это нравится сквайру, поскольку у миссис Хэмли вид был очень усталый. Она ела даже меньше, чем Молли, и послала за своим веером и флакончиком с нюхательной солью, чтобы чем-нибудь занять себя, пока наконец не убрали скатерть и не поставили десерт на зеркально отполированную столешницу красного дерева.
Сквайр до этой минуты был слишком занят, чтобы говорить о чем-либо, кроме обычных застольных мелочей да одного-двух из тех происшествий, что нарушали обычное однообразие его дней, которое сам он очень любил, но которое порой угнетало его жену. Сейчас, однако, чистя апельсин, он повернулся к Молли:
— Завтра придется вам делать это для меня, мисс Гибсон.
— Завтра? Хотите, я сделаю это сегодня, сэр?
— Нет, сегодня я буду обращаться с вами как с гостьей, со всеми положенными церемониями. А уж завтра стану давать вам поручения и называть вас по имени.
— Мне это понравится, — сказала Молли.
— Мне тоже хотелось называть вас менее официально, чем «мисс Гибсон», — сказала миссис Хэмли.
— Меня зовут Молли. Это старинное имя, а крещена я была Мэри. Но папе нравится «Молли».
— Вот и правильно. Держитесь добрых старых обычаев, моя дорогая.
— Должна сказать, мне имя Мэри кажется более красивым, чем Молли, и это тоже вполне старинное имя, — заметила миссис Хэмли.
— Я думаю, это потому, — тихо сказала Молли, опуская глаза, — что мама была Мэри, а меня называли Молли, пока она была жива.
— Бедняжка, — сказал сквайр, не замечая, что жена делает ему знаки переменить тему. — Помню, как все горевали, когда она умерла. Никто и не думал, что у нее слабое здоровье, — всегда такой свежий цвет лица, а потом вдруг, как говорится, раз — и нет ее.
— Должно быть, это был ужасный удар для вашего отца, — сказала миссис Хэмли, видя, что Молли не знает, что отвечать.
— Да-да. Так неожиданно это случилось, так скоро после того, как они поженились.
— Но ведь прошло целых четыре года, — возразила Молли.
— А четыре года и есть — скоро, это совсем недолго для пары, которая надеется прожить всю жизнь вместе. Все думали, что Гибсон снова женится.
— Тише, — сказала миссис Хэмли, увидев по глазам и изменившемуся цвету лица Молли, насколько нова и необычна для нее эта мысль. Но остановить сквайра было не так-то просто.
— Ну… мне, пожалуй,